— a version by Katie Farris and Ilya Kaminsky
As for memories, they have three parts—
the first is only yesterday
when laughter is still heard, but our cheeks
are wet— this part doesn’t last long. Already
a different sun is over us; not far
is an empty house,
walls are frozen in March and in August humid,
where spiders are dust and chairs are dust and doors,
photographs are transformed
into photographs, and people come to this house as to a cemetery,
and, back at home, they wash their hands, breathing,
not breathing. But the clock ticks, April
becomes April, the sky is sky,
cities change to cities, witnesses die,
there is no neighbor to cry with, no face to spit at.
And our dead slowly walk from us,
to our dead. Their
return to us would be terrifying.
We find we have forgotten
even the highway number that led to the lonely house,
and, choked with shame or anger, jump in the car and drive to it,
but all (as in our sleep) is different:
neighbors, chairs, walls, and no one sees us —
we’re foreigners. We got off on the wrong highway exit
and now we stand here
and we realize that we could not contain
this past in our lungs, our hands,
it has become almost as foreign to us
as a deaf neighbor in the next apartment is foreign.
And yes, we would not recognize
our own dead husbands, mothers, wives, children; and those
whom God separated from us, got on
splendidly without us —
all is for the better…
—-
Есть три эпохи у воспоминаний.
И первая – как бы вчерашний день.
Душа под сводом их благословенным,
И тело в их блаженствует тени.
Еще не замер смех, струятся слезы,
Пятно чернил не стерто со стола –
И, как печать на сердце, поцелуй,
Единственный, прощальный, незабвенный…
Но это продолжается недолго…
Уже не свод над головой, а где-то
В глухом предместье дом уединенный,
Где холодно зимой, а летом жарко,
Где есть паук и пыль на всем лежит,
Где истлевают пламенные письма,
Исподтишка меняются портреты,
Куда как на могилу ходят люди,
А возвратившись, моют руки с мылом,
И стряхивают беглую слезинку
С усталых век – и тяжело вздыхают…
Но тикают часы, весна сменяет
Одна другую, розовеет небо,
Меняются названья городов,
И нет уже свидетелей событий,
И не с кем плакать, не с кем вспоминать.
И медленно от нас уходят тени,
Которых мы уже не призываем,
Возврат которых был бы страшен нам.
И, раз проснувшись, видим, что забыли
Мы даже путь в тот дом уединенный,
И задыхаясь от стыда и гнева,
Бежим туда, но (как во сне бывает)
Там все другое: люди, вещи, стены,
И нас никто не знает – мы чужие.
Мы не туда попали… Боже мой!
И вот когда горчайшее приходит:
Мы сознаем, что не могли б вместить
То прошлое в границы нашей жизни,
И нам оно почти что так же чуждо,
Как нашему соседу по квартире,
Что тех, кто умер, мы бы не узнали,
А те, с кем нам разлуку Бог послал,
Прекрасно обошлись без нас – и даже
Все к лучшему…